Уф. Кажется, сработало.
Еще на прошлой неделе я, пораскинув мозгами и не без труда собрав их обратно, отправилась к Хафмейан. Она моложе меня, но намного умней. Одно то, что ей удалось получить у Морской ведьмы ножки, не отдав ей голос, а потом вернуть их обратно, говорит о гениальном уме. Ножки ей понадобились, чтобы учиться в человечьих университетах, и теперь это самая умная русалка на всей планете. Включая, может быть, даже Морскую ведьму.
Именно поэтому она и живет сейчас на выселках, так же, как и я. Мало кто любит тех, кто умнее его.
Пако поплыл со мной и сильно скрасил мне дорогу. Угрюмо молчать вдвоем намного легче, чем одной. Между Гренландией и Исландией мы разделились: он поплыл направо, навестить старых приятелей, а я налево.
Хафмейан мне, кажется, обрадовалась. Мы обсудили с ней все местные новости, сплетничали, как мои бискайские родственники. Раз в пару лет это таки доставляет удовольствие. И уже ближе к вечеру она сказала - колись, Уна, что на хвосте камнем лежит? И я раскололась. Собственно, за этим я и плыла. Рассказала ей все-все, и про ведьму тоже. Даже порывалась художественно изобразить голотурию, но Хаф меня подняла с пола и снова усадила за стол. Дай подумать, сказала она. Дай минутку подумать. Подумала и придумала. Она умница, наша Хаф.
И, кажется, тоже ведьма. Она достала откуда-то чашу, по виду - старше самого Океана. Насыпала туда с десяток каких-то порошков, плеснула воды из пузатого чайника. Добавила три капли из какой-то совсем уж замшелой бутылочки. И подвинула ко мне. Расскажи о нем так подробно, чтобы его стало видно, сказала она. Нет, не мне, в чашку рассказывай.
Я зажмурилась и стала рассказывать. О нем, молодом и веселом, рвущем мое сердце на части. О карих глазах. Об улыбке от уха до уха. О лохматой голове цвета солнечных лучей сквозь воду. О головокружительных гонках на марлинах и полетах на скатах - у меня дух захватывало даже слушать. Об остром уме и цепкой памяти. О том, как он зовет меня - Уна, Уна! - приплывая просто поболтать. Просто поболтать...
Хватит, сказала Хаф, сейчас через край польется. Я открыла глаза. В чаше, в которой еще недавно плескалось на донышке, всклень побулькивала и радостно пузырилась тёмно-красная жидкость. Пей, сказала Хаф. Пей до дна, не бойся. Должно горчить, но немного. Я выпила. Действительно, горчило, но немного - как горчит давно отболевшая любовь. А теперь скажи "Уна, оставь меня в покое", велела Хаф. Я сказала. И чуть со стула не упала. Я говорила это его голосом. Если закрыть глаза, можно было всерьез поверить, что он стоит рядом и, чуть повернув ко мне голову, говорит сквозь зубы: "Уна, оставь меня в покое!" Только он так зовет меня. Ну, и Хаф.
Уна, Уна, перестань плакать, сказала она. Села рядом со мной на пол и обняла, как маленькую. Перестань плакать, Уна. Сердце, которое умеет любить, - редкий и ценный дар. Больно же, всхлипнула я. За любой дар нужно платить, строго сказала Хафмейан. Я обвела глазами ее маленький одинокий домик, грубую мебель, недорогую посуду - и тоже обняла ее.
"Оставь меня в покое". На прощание она велела мне повторять эти слова как можно чаще. Его голосом. Как вспомнишь о нем, так и говори. Пока не перестанешь вспоминать. Я так и сделала. Вот, уже почти не вспоминаю.
Сердце, которое умеет любить, - редкий и ценный дар. И никому не нужный, раз приходится его глушить то вином, то зельями.
Еще на прошлой неделе я, пораскинув мозгами и не без труда собрав их обратно, отправилась к Хафмейан. Она моложе меня, но намного умней. Одно то, что ей удалось получить у Морской ведьмы ножки, не отдав ей голос, а потом вернуть их обратно, говорит о гениальном уме. Ножки ей понадобились, чтобы учиться в человечьих университетах, и теперь это самая умная русалка на всей планете. Включая, может быть, даже Морскую ведьму.
Именно поэтому она и живет сейчас на выселках, так же, как и я. Мало кто любит тех, кто умнее его.
Пако поплыл со мной и сильно скрасил мне дорогу. Угрюмо молчать вдвоем намного легче, чем одной. Между Гренландией и Исландией мы разделились: он поплыл направо, навестить старых приятелей, а я налево.
Хафмейан мне, кажется, обрадовалась. Мы обсудили с ней все местные новости, сплетничали, как мои бискайские родственники. Раз в пару лет это таки доставляет удовольствие. И уже ближе к вечеру она сказала - колись, Уна, что на хвосте камнем лежит? И я раскололась. Собственно, за этим я и плыла. Рассказала ей все-все, и про ведьму тоже. Даже порывалась художественно изобразить голотурию, но Хаф меня подняла с пола и снова усадила за стол. Дай подумать, сказала она. Дай минутку подумать. Подумала и придумала. Она умница, наша Хаф.
И, кажется, тоже ведьма. Она достала откуда-то чашу, по виду - старше самого Океана. Насыпала туда с десяток каких-то порошков, плеснула воды из пузатого чайника. Добавила три капли из какой-то совсем уж замшелой бутылочки. И подвинула ко мне. Расскажи о нем так подробно, чтобы его стало видно, сказала она. Нет, не мне, в чашку рассказывай.
Я зажмурилась и стала рассказывать. О нем, молодом и веселом, рвущем мое сердце на части. О карих глазах. Об улыбке от уха до уха. О лохматой голове цвета солнечных лучей сквозь воду. О головокружительных гонках на марлинах и полетах на скатах - у меня дух захватывало даже слушать. Об остром уме и цепкой памяти. О том, как он зовет меня - Уна, Уна! - приплывая просто поболтать. Просто поболтать...
Хватит, сказала Хаф, сейчас через край польется. Я открыла глаза. В чаше, в которой еще недавно плескалось на донышке, всклень побулькивала и радостно пузырилась тёмно-красная жидкость. Пей, сказала Хаф. Пей до дна, не бойся. Должно горчить, но немного. Я выпила. Действительно, горчило, но немного - как горчит давно отболевшая любовь. А теперь скажи "Уна, оставь меня в покое", велела Хаф. Я сказала. И чуть со стула не упала. Я говорила это его голосом. Если закрыть глаза, можно было всерьез поверить, что он стоит рядом и, чуть повернув ко мне голову, говорит сквозь зубы: "Уна, оставь меня в покое!" Только он так зовет меня. Ну, и Хаф.
Уна, Уна, перестань плакать, сказала она. Села рядом со мной на пол и обняла, как маленькую. Перестань плакать, Уна. Сердце, которое умеет любить, - редкий и ценный дар. Больно же, всхлипнула я. За любой дар нужно платить, строго сказала Хафмейан. Я обвела глазами ее маленький одинокий домик, грубую мебель, недорогую посуду - и тоже обняла ее.
"Оставь меня в покое". На прощание она велела мне повторять эти слова как можно чаще. Его голосом. Как вспомнишь о нем, так и говори. Пока не перестанешь вспоминать. Я так и сделала. Вот, уже почти не вспоминаю.
Сердце, которое умеет любить, - редкий и ценный дар. И никому не нужный, раз приходится его глушить то вином, то зельями.